День матери

День матери отмечается в России с 1998 г. Он уже любим в народе, хотя во многом дублирует празднование 8 марта. Но разве поздравления бывают лишними?
В сети много разнооборазных сценариев на любой вкус.  Я недавно натолкнулась на такую полузабытую полузабытую форму мероприятия, как литературный монтаж http://16207s042.edusite.ru/p70aa1.html. Цитирую:

Литературный монтаж "Образ матери в русской литературе - Здравствуй, Мария!"

Привитию учащимся навыков литературного труда, воспитанию любви к литературе и исследовательской деятельности способствуют такие внеклассные мероприятия как литературные монтажи.

Подбирая материал к такому мероприятию, школьники учатся свободно ориентироваться в библиотеке, работать по нескольким источникам, правильно оформлять небольшие исследования.

Методика проведения такого мероприятия. В первую очередь подобрать из художественной литературы материал по теме мероприятия. Второй этап – расположить материал в логической последовательности, а затем подобрать музыку и исполнителей. К участию в подготовке привлекаются не только чтецы, но и певцы, танцоры, библиотечный актив, готовящий выставку книг, художники-оформители, члены редколлегии, выпускающие газету. Материал по теме «Образ матери в русской литературе»: 1) Отрывок из произведения А.Фадеева 2) Стихотворение М.Цветаевой 3) Отрывок из произведения Л.Толстого 4) Стихотворение В.Фирсова 5) Стихотворение М.Лермонтова 6) Отрывок из произведения К.Паустовского
Участники мероприятия: учащиеся 5-9 классов.
Одной звезды я повторяю имя,
Не потому, что я ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими
И если мне сомненье тяжело,
Я у нее одной ищу ответа,
Не потому, что от нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
(Здесь и в дальнейшем музыкальным фоном для исполнителей-чтецов является мелодия «Аве, Мария» Шуберта).
Я помню, как они сновали в мыльной пене, стирая мои простынки, когда эти простынки были так малы, что походили на пеленки.
Я вижу твои пальцы на букваре, и я повторяю за тобой: «бе-а-ба, ба-ба».
Я помню твои руки, не сгибающиеся, красные от студеной воды – и помню, как незаметно могли руки твои вынуть занозу из пальца у сына, и как они мгновенно продевали нитку в иголку, когда ты шила и пела.
Нет ничего на свете, что бы сумели руки твои, чего бы они погнушались!
Но больше всего, на веки вечные, запомнил я, как нежно гладили они, руки твои, чуть шершавые и такие теплые и прохладные, как они гладили мои волосы, и шею, и грудь, когда я в полусознании лежал в постели. И когда бы я ни открыл глаза, ты была всегда возле меня, и ночник горел в комнате, а ты глядела на меня из тьмы, сама тихая и светлая, будто в ризах. Я целую чистые, святые руки твои!
Ты проводила на войну сыновей – если не ты, так другая, такая же, как ты, - иных ты уже не дождешься вовеки…
Оглянись же и ты, юноша, мой друг, оглянись, как я, и скажи, кого ты обижал в жизни больше, чем мать свою – не от меня ли, не от тебя ли, не от него ли, не от наших ли неудач, ошибок и не от нашего ли горя седеют наши матери? А ведь придет час, когда мучительным упреком сердцу вернется все это у материнской могилы.
Мама, мама! Прости меня, потому что ты одна, только ты одна на свете можешь прощать, положи на голову руки, как в детстве, и прости…»
(А.Фадеев)
Фонтана в бассейне лепечут струи,
В тенистых аллеях все детки, все детки,
Ах, детки в траве, почему не мои?
Как будто на каждой головке коронка,
От взглядов, детей стерегущих любя.
И женщине каждой, что гладит ребенка,
Мне хочется крикнуть: «Весь мир у тебя».
Как бабочки, платьица девочек пестры:
Там ссора, там слезы, там сборы домой.
И шепчутся мамы, как нежные сестры:
«Подумайте, сын мой!» - «Да что вы! А мой…»
Я женщин люблю, что в бою не робели,
Умели и шпагу держать, и копье,
Но знаю, что только в плену колыбели
Обычное, женское счастье мое.
(М.Цветаева)
Она решила, что завтра в самый день рождения Сережи она поедет прямо в дом к мужу, подкупит людей, будет обманывать, но во что бы то ни стало увидит сына. Она поедет рано утром. Она будет иметь деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем, чтоб пустили ее, скажет, что ей велено поставить подарки у кровати.
На другой день Анна позвонила у большого подъезда своего бывшего дома.
- Вам кого надо? – спросили ее.
- Она хотела сказать, но голос отказался произнести какие-то звуки.
С виноватою мольбою взглянув, она быстрыми легкими шагами пошла на лестницу.
- Пусти, пусти, поди, - заговорила она, входя в высокую дверь. Направо от двери стояла кровать, и на ней сидел, только поднявшись и потягиваясь, 4-летний мальчик.
- Сережа! – прошептала она.
Что это? Как худо его тело, как коротки волосы! Как длинны руки! Как изменился он с тех пор, как она оставила его!
- Сережа, мальчик мой милый!
Она задохнулась, обнимая его своими руками.
- Мама, - проговорил он. Сонно улыбаясь, он перехватился ручонками за ее плечи, обдавая ее милой, сонной теплотой, какая бывает только у детей.
- Я знал. Нынче мое рождение. Я знал, что придешь.
Анна жадно оглядывала его и не могла ничего говорить: слезы ее душили.
- Мама, душечка, голубушка, - закричал он, как будто теперь только понял, что случилось.
- Это не надо, - говорил он, снимая с нее шляпу.
- Но что же ты думал обо мне? Ты не думал, что я умерла?
- Никогда не верил.
- Не верил, друг мой!..
Когда няня вошла в комнату… Сережа рассказывал матери о том, как они упали вместе с Наденькой, покатившись с горы…
Она слушала звуки его голоса, видела его лицо, но не понимала того, что он говорил. Надо было уходить, надо было оставить его – только одно это она думала и чувствовала.
- Мама! – начал было он… Но вдруг остановился, заметив, как няня что-то шепотом сказала матери и что на лице мамы выразился испуг и что-то, похожее на стыд. Она подошла к нему.
- Милый мой! – сказала она. – Милый мой Кутик! (этим именем она звала его в детстве). – Ты не забудешь меня? Ты… - но больше она не могла говорить.
Он молча прижался к ней и шепотом сказал.
- Еще не уходи, он не скоро придет.
- Сережа, друг мой! Люби его, он лучше, добрее меня, и я перед ним виновата.
- Лучше тебя нет! – с отчаянием закричал он и обхватил ее дрожащими руками.
- Маленький мой! – Анна заплакала так же слабо, по-детски, как плакал он.
В это время дверь отворилась, послышались шаги. Няня испуганно подала Анне шляпу. Она быстрым движением опустила вуаль – и почти выбежала из комнаты.
Она не успела вынуть так и привезла домой подарки, которые с такой любовью и грустью выбирала в магазине.
(Л.Толстой)
Может быть, не скоро я вернусь сюда.
Может, через месяц, может, через год,
Может, целых десять, десять лет пройдет…
Будут где-то войны полыхать огнем,
Будет плакать мама вечером и днем,
Чудится ей: кто-то ходит у двора…
Ах, домой вернуться сыновьям пора…
В утреннюю дымку падает звезда…
Что бы ни случилось, я вернусь сюда.
(В.Фирсов)
Теснится ль в сердце грусть,
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть
Есть сила благодатная
В созвучьях слов живых,
И дышит благодатная,
Святая прелесть в них
С души, как бремя, скатится –
Сомненья далеко.
И вертится, и плачется,
И так легко, легко…
(М.Лермонтов)
«Ненаглядная моя! – писала Катерина Ивановна. – Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Нынче осень плохая. Так тяжело… вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».
Настя работала в Союзе художников. Письмо от матери она получила на службе и спрятала в сумочку, не читая и испытав облегчение: раз мать пишет, значит жива. Она прочла его вечером.
- Куда там ехать! – мелькнуло в голове – Разве вырвешься?
Выставка состоялась через неделю. Все говорили много, хвалили, горячились. Когда Насте подали телеграмму, она поняла не сразу: «Катя померла». Какая Катя? Она взглянула на адрес – «Заборье»… - и выбежала на улицу.
«Ненаглядная моя! – вспомнилось ей последнее письмо. – Ненаглядная!»
Она села на мокрую скамейку и заплакала.
- Поздно, маму я уже не увижу, - сказала она про себя и неожиданно вспомнила, что за последний год впервые произнесла это милое слово – «МАМА».
- Что же это, мама, как же это могло так случиться?.. Ведь никого же у меня в жизни нет и не будет роднее.
Настя вздрогнула от холода, заплакала снова и вдруг поняла, что никто никогда не любил ее так, как эта дряхлая, брошенная ею старушка.
- Лишь бы успеть! Лишь бы она увидела меня – и простила.
Она опоздала. Билетов уже не было. Настя у кассы, губы у нее дрожали. Она не могла говорить, чувствуя, что от первого же сказанного слова расплачется навзрыд.
Кассирша выглянула в окошко.
- Что вам, гражданка? – недовольно спросила она.
- Ничего, ответила Настя, - у меня мама…
Она повернулась и быстро пошла к выходу.
- Куда вы? – крикнула кассирша. – Сразу надо было сказать.
В тот же вечер Настя уехала. Всю дорогу ей казалось, что поезд еле тащится… До Заборья она добралась на другой день после похорон, застав лишь свежий могильный холм да холодную комнату Катерины Ивановны.
В этой комнате она проплакала всю ночь, а утром крадучись, стараясь, чтобы никто ее не увидел, уехала с невыразимой тяжестью непоправимой вины на сердце.
(К.Паустовский)
Никогда не возвращайся в прежние места,
Не проси вернуться время. В гулкой тишине:
Не найти того, что ищешь, ни тебе, ни мне.
Только в снах еще волшебно – частых ты, опять порой
Там, где мама молодая и отец живой.
Счастливая, счастливая, невозвратимая пора!
Как ее не любить, как не вспомнить о ней!
Воспоминания эти освежают, возвышают душу.
Той, что освятила имя матери божьей и чистым отблеском лежит на всякой матери человеческой?
Здравствуй, Мария!..
Здравствуй и - во веки веков – будь с нами! Защити! Помоги! Прости!
Уведи нас с собою туда, где две лучшие добродетели: невинная веселость и беспредельная потребность в любви – были единственным побуждением в жизни. Не оставляй детей своих на трудном пути! И даже уходя от нас, - здравствуй, Мария!
Аве, Мария!
(Мелодия, бывшая ранее музыкальным фоном для чтецов, звучит громче, слова «Аве, Мария!» могут быть на латыни или в переводе).

Среди миров, мерцаний светил,

«Мама, мама! Я помню руки с того момента, как я стал осознавать себя на свете. И с того самого мгновения я всегда помню твои руки в работе.

Склоняются низко цветущие ветки,

Одной из целей поездки в Россию для Анны стало свидание с сыном. С того дня, как она выехала из Италии, мысль об этом свидании не переставала волновать ее. Но по приезде в Петербург ей вдруг представилось ясно ее теперешнее положение в обществе, и она поняла, что устроить свидание с сыном было трудно.

В утреннюю дымку падает звезда

В минуту ль жизни трудную,

Катерина Ивановна дожила свой век в Заборье, в старом доме, построенном еще отцом – неизвестным художником. Настя – дочь и единственный родной человек – последний раз приехала три года назад, Писем от нее тоже не было… октябрь стоял на редкость холодный, ненастный.

Веришь ты или не веришь – истина проста:

Вернутся ли когда-нибудь те минуты светлой, беззаботной потребности в любви и сила веры, которой одарен в детстве? Той любви и той веры, что дает нам святая, вечная материнская сила?