Наша необъятная Родина отражена во многих стихах русских поэтов. Это хорошая тема для литературно-музыкальных вечеров в библиотеке.
Анна Ахматова и Воронеж
В 1936 году Анна Андреевна Ахматова приехала в Воронеж навестить Осипа Мандельштама, сосланного туда за антисталинские стихи. В Воронеж тогда приехал не поэт с европейской известностью, а больная усталая женщина без определённого положения в обществе, без работы, без дома; беженка, которой советская конституция гарантировала право выбирать и умирать. Но не приехать Ахматова не могла. Она помнила письмо Мандельштама восьмилетней давности: «Знайте, что я обладаю способностью вести воображаемую беседу только с двумя людьми: с Николаем Степановичем (Гумилевым) и с Вами».
В стихах Анна Андреевна написала о том, что видела каждый день, что запомнила: Воронежский Пётр, обледенелая дорога от одного дома до другого («по хрусталям я прохожу несмело»), узорные санки и восхитивший её вид на заречную часть города с проспекта Революции. Надежда Яковлевна, супруга Мандельштама, с возмущением отозвалась о стихотворении, написанном Ахматовой после поездки. «Приехала к ссыльному поэту, а о чем написала? О памятнике Петру? О Куликовом поле?». Однако приезд Ахматовой в Воронеж был не просто дружественным жестом, а, как высказался сам Осип Мандельштам, общественным шагом. Таким общественным шагом стали стихи, где встреча поэтов в Воронеже сравнивается с брачным пиром – высшей мерой человеческого счастья.В 1936 году Анна Андреевна Ахматова приехала в Воронеж навестить Осипа Мандельштама, сосланного туда за антисталинские стихи. В Воронеж тогда приехал не поэт с европейской известностью, а больная усталая женщина без определённого положения в обществе, без работы, без дома; беженка, которой советская конституция гарантировала право выбирать и умирать. Но не приехать Ахматова не могла. Она помнила письмо Мандельштама восьмилетней давности: «Знайте, что я обладаю способностью вести воображаемую беседу только с двумя людьми: с Николаем Степановичем (Гумилевым) и с Вами».
О. М<андельштаму>
И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским — вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.
© Анна Ахматова, 1936
И город весь стоит оледенелый.
Как под стеклом деревья, стены, снег.
По хрусталям я прохожу несмело.
Узорных санок так неверен бег.
А над Петром воронежским — вороны,
Да тополя, и свод светло-зеленый,
Размытый, мутный, в солнечной пыли,
И Куликовской битвой веют склоны
Могучей, победительной земли.
И тополя, как сдвинутые чаши,
Над нами сразу зазвенят сильней,
Как будто пьют за ликованье наше
На брачном пире тысячи гостей.
А в комнате опального поэта
Дежурят страх и муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета.
© Анна Ахматова, 1936
***
Николай Заболоцкий и Таруса
В этом живописном уголке Калужской области поэт впервые оказался в конце июня 1957 года. Заболоцкий сразу же полюбил этот маленький городок со знакомым ему по Сернуру и Уржуму укладом жизни, заросшими травами улицами, окрестным березовыми рощами, стадами коров на лугах, высоким берегом реки Оки. Говоря словами из его стихотворения «Это было давно», здесь он как бы снова жил «обаянием прожитых лет». Вдохновленный увиденным поэт написал 33 новых стихотворения — это был пик его творческой активности. После нескольких лет поездок в Тарусу Николай Заболоцкий решил купить себе здесь дачу и жить в ней круглый год, так хорошо он чувствовал себя здесь. Но этому не суждено было сбыться: у поэта обострилась болезнь сердца, и вскоре его не стало. Среди прочих бумаг, оставшихся после смерти поэта, нашли нарисованный им план домика, который он намеревался приобрети в Тарусе.
Одно из самых известных стихотворений Заболоцкого, посвященных Тарусе, – «Городок». Это шуточная зарисовка про гусей и девочку Марусю. Теперь в Калужской области ежегодно проводится детский фестиваль «Петухи и гуси в городе Тарусе». И первый в России памятник Николаю Заболоцкому открыли именно здесь, в Тарусе.
В этом живописном уголке Калужской области поэт впервые оказался в конце июня 1957 года. Заболоцкий сразу же полюбил этот маленький городок со знакомым ему по Сернуру и Уржуму укладом жизни, заросшими травами улицами, окрестным березовыми рощами, стадами коров на лугах, высоким берегом реки Оки. Говоря словами из его стихотворения «Это было давно», здесь он как бы снова жил «обаянием прожитых лет». Вдохновленный увиденным поэт написал 33 новых стихотворения — это был пик его творческой активности. После нескольких лет поездок в Тарусу Николай Заболоцкий решил купить себе здесь дачу и жить в ней круглый год, так хорошо он чувствовал себя здесь. Но этому не суждено было сбыться: у поэта обострилась болезнь сердца, и вскоре его не стало. Среди прочих бумаг, оставшихся после смерти поэта, нашли нарисованный им план домика, который он намеревался приобрети в Тарусе.
Одно из самых известных стихотворений Заболоцкого, посвященных Тарусе, – «Городок». Это шуточная зарисовка про гусей и девочку Марусю. Теперь в Калужской области ежегодно проводится детский фестиваль «Петухи и гуси в городе Тарусе». И первый в России памятник Николаю Заболоцкому открыли именно здесь, в Тарусе.
Городок
Целый день стирает прачка,
Муж пошел за водкой.
На крыльце сидит собачка
С маленькой бородкой.
Целый день она таращит
Умные глазенки,
Если дома кто заплачет —
Заскулит в сторонке.
А кому сегодня плакать
В городе Тарусе?
Есть кому в Тарусе плакать —
Девочке Марусе.
Опротивели Марусе
Петухи да гуси.
Сколько ходит их в Тарусе,
Господи Исусе!
«Вот бы мне такие перья
Да такие крылья!
Улетела б прямо в дверь я,
Бросилась в ковыль я!
Чтоб глаза мои на свете
Больше не глядели,
Петухи да гуси эти
Больше не галдели!»
Ой, как худо жить Марусе
В городе Тарусе!
Петухи одни да гуси,
Господи Исусе!
Муж пошел за водкой.
На крыльце сидит собачка
С маленькой бородкой.
Целый день она таращит
Умные глазенки,
Если дома кто заплачет —
Заскулит в сторонке.
А кому сегодня плакать
В городе Тарусе?
Есть кому в Тарусе плакать —
Девочке Марусе.
Опротивели Марусе
Петухи да гуси.
Сколько ходит их в Тарусе,
Господи Исусе!
«Вот бы мне такие перья
Да такие крылья!
Улетела б прямо в дверь я,
Бросилась в ковыль я!
Чтоб глаза мои на свете
Больше не глядели,
Петухи да гуси эти
Больше не галдели!»
Ой, как худо жить Марусе
В городе Тарусе!
Петухи одни да гуси,
Господи Исусе!
© Николай Заболоцкий, 1958
***
Валерий Брюсов и Москва
В начале 20 века, когда многие столичные жители восхищались переменами, происходившими в родном городе, радуясь первым трамваям и новым магазинам, Брюсов видел за всей этой «мишурой» истинный облик Москвы, считая, что Москва постепенно умирает. Автор подчеркивает, что благолепие столицы, украшенной золотыми куполами церквей, вряд ли остановит разъяренную толпу, если той вздумается разрушить город. В этом утверждении между строк угадывается затаенный страх Брюсова, который видел, как во время восстания 1905 года люди убивали друг друга, не считаясь ни с чем. Именно тогда поэт заявил, что если революция и произойдет, то все, что остается россиянам, так это массовое самоубийство, которое избавит их от последующих мучений.
В начале 20 века, когда многие столичные жители восхищались переменами, происходившими в родном городе, радуясь первым трамваям и новым магазинам, Брюсов видел за всей этой «мишурой» истинный облик Москвы, считая, что Москва постепенно умирает. Автор подчеркивает, что благолепие столицы, украшенной золотыми куполами церквей, вряд ли остановит разъяренную толпу, если той вздумается разрушить город. В этом утверждении между строк угадывается затаенный страх Брюсова, который видел, как во время восстания 1905 года люди убивали друг друга, не считаясь ни с чем. Именно тогда поэт заявил, что если революция и произойдет, то все, что остается россиянам, так это массовое самоубийство, которое избавит их от последующих мучений.
Городу
Царя властительно над долом,
Огни вонзая в небосклон,
Ты труб фабричных частоколом
Неумолимо окружен.
Стальной, кирпичный и стеклянный,
Сетями проволок обвит,
Ты — чарователь неустанный,
Ты — неслабеющий магнит.
Драконом, хищным и бескрылым,
Засев,- ты стережешь года,
А по твоим железным жилам
Струится газ, бежит вода.
Твоя безмерная утроба
Веков добычей не сыта,-
В ней неумолчно ропщет Злоба,
В лей грозно стонет Нищета.
Ты, хитроумный, ты, упрямый,
Дворцы из золота воздвиг,
Поставил праздничные храмы
Для женщин, для картин, для книг;
Но сам скликаешь, непокорный,
На штурм своих дворцов — орду
И шлешь вождей на митинг черный:
Безумье, Гордость и Нужду!
И в ночь, когда в хрустальных залах
Хохочет огненный Разврат
И нежно пенится в бокалах
Мгновений сладострастных яд,-
Ты гнешь рабов угрюмых спины,
Чтоб, исступленны и легки,
Ротационные машины
Ковали острые клинки.
Коварный змей с волшебным взглядом!
В порыве ярости слепой
Ты нож, с своим смертельным ядом,
Сам подымаешь над собой.
© Валерий Брюсов, 1907
Сергей Есенин и Москва
В начале 20-х годов прошлого века отношение к творчеству Сергея Есенина было весьма противоречивым. Поэт отчетливо видел, как меняется мир вокруг него, и понимал, что ему в нем нет места. Устав от столичной суеты и кабацкой вакханалии, Есенин несколько раз порывался вернуться на родину, в село Константиново. Однако после того, как ему все же удалось побывать в гостях у матери, написал цикл весьма противоречивых и наполненных горечью стихотворений, в которых фактически отрекся от знакомых с детства мест. Он понял, что, уехав в Москву, утратил что-то для себя очень важное и дорогое, вернуть которое уже не в состоянии.
В 1922 году Сергей Есенин написал стихотворение «Да! Теперь решено. Без возврата…», которое поставило жирную точку в «сельском» этапе его творчества. Безусловно, автор впоследствии неоднократно обращался к пейзажной лирике, однако больше не восхищался так искренне красотами родного края, так как эти светлые ощущения и впечатления были омрачены суровой действительностью. В селах того времени царили разруха, голод и нищета. И Есенин, познавший вкус столичной жизни, больше не хотел прозябать в покосившейся деревянной хате и, уж тем более, работать за трудодни в колхозе. Московская столичная жизнь стала для поэта настоящим омутом, которые затягивал его с каждым месяцем все глубже и глубже. По сути, именно в этот период Есенин осознает, что лишился своей родины, которая теперь живет по другим законам и не нуждается в том, чтобы кто-то воспевал ее красоты вместо того, чтобы строить социалистическое общество.
Да! Теперь решено. Без возврата…
Да! Теперь решено. Без возврата
Я покинул родные поля.
Уж не будут листвою крылатой
Надо мною звенеть тополя.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.
Я люблю этот город вязевый,
Пусть обрюзг он и пусть одрях.
Золотая дремотная Азия
Опочила на куполах.
А когда ночью светит месяц,
Когда светит… черт знает как!
Я иду, головою свесясь,
Переулком в знакомый кабак.
Шум и гам в этом логове жутком,
Но всю ночь, напролёт, до зари,
Я читаю стихи проституткам
И с бандитами жарю спирт.
Сердце бьется все чаще и чаще,
И уж я говорю невпопад: —
Я такой же, как вы, пропащий,
Мне теперь не уйти назад.
Низкий дом без меня ссутулится,
Старый пес мой давно издох.
На московских изогнутых улицах
Умереть, знать, судил мне Бог.
© Сергей Есенин, 1922
***
Михаил Исаковский и Смоленск
Михаил Исаковский – автор многих известных стихов, любимых русским народом, которые были переложены на музыку: «Враги сожгли родную хату, «Летят перелётные птицы», «Одинокая гармонь», «Каким ты был, таким ты и остался», «Ой, цветёт калина» и др. Поэт родился в деревне Глотовке Смоленской области в 1900 году. Его родители-крестьяне были безграмотны, Михаил сам научился читать и писать. Был чуть ли не единственным грамотеем в округе, и односельчане, и жители соседних деревень приходили к нему с просьбой написать письма близким. На его малой родине, а точнее, в ее столице – Смоленске — вышли три первые книжки его стихов.
В Смоленске имя поэта носит Институт Искусств, названа улица. К 100-летию со дня рождения Михаила Исаковского в Смоленске на одной из центральных улиц – Октябрьской Революции — установлен памятник.
Михаил Исаковский – автор многих известных стихов, любимых русским народом, которые были переложены на музыку: «Враги сожгли родную хату, «Летят перелётные птицы», «Одинокая гармонь», «Каким ты был, таким ты и остался», «Ой, цветёт калина» и др. Поэт родился в деревне Глотовке Смоленской области в 1900 году. Его родители-крестьяне были безграмотны, Михаил сам научился читать и писать. Был чуть ли не единственным грамотеем в округе, и односельчане, и жители соседних деревень приходили к нему с просьбой написать письма близким. На его малой родине, а точнее, в ее столице – Смоленске — вышли три первые книжки его стихов.
В Смоленске имя поэта носит Институт Искусств, названа улица. К 100-летию со дня рождения Михаила Исаковского в Смоленске на одной из центральных улиц – Октябрьской Революции — установлен памятник.
Апрель в Смоленске
Прокатилась весна тротуаром,
Расколола суровые льды.
Скоро, скоро зеленым пожаром
Запылают на солнце сады.
Все шумнее ватага воронья,
Все теплей перелив ветерка.
И в квадрате ожившего Блонья
Зашумела людская река.
А вдали — за стеной крепостною,
У сверкающей солнцем стрехи,
Петухи опьянились весною
И поют о весне петухи.
Расколола суровые льды.
Скоро, скоро зеленым пожаром
Запылают на солнце сады.
Все шумнее ватага воронья,
Все теплей перелив ветерка.
И в квадрате ожившего Блонья
Зашумела людская река.
А вдали — за стеной крепостною,
У сверкающей солнцем стрехи,
Петухи опьянились весною
И поют о весне петухи.
© Михаил Исаковский, 1926
***
Владимир Маяковский и Казань
Поэт Владимир Маяковский посещал Казань трижды. С большим интересом он относился к достижениям трудовой Татарии, к расцвету татарской поэзии. Впервые поэт увидел город в 1914 году. Это было во время нашумевшего турне футуристов. Скандальность выступлению придавали жёлтые рубашка и галстук Маяковского. А многими годами позже желтая кофта поэта дала название одному из современных казанских кафе, известного культурного центра города. Газета «Красная Татария» писала о Маяковском: «Такой же большой и мощный, как и его образы. Над переносицей вертикальная морщина. Тяжёлый, слегка выдающийся подбородок. Фигура волжского грузчика. Голос – трибуна… На эстраде чувствует себя как дома. К аудитории относится дружески-покровительственно».
Из стихотворения «Казань» мы узнаем, как ему читали «Левый марш» на трех языках: на татарском, чувашском и марийском. Во время последнего посещения Казани Маяковский В память о пребывании поэта на гостеприимной казанской земле одна из улиц города названа его именем. Живут в сердцах казанцев и сегодня строки стихотворения Владимира Маяковского «Казань».
Казань
Поэт Владимир Маяковский посещал Казань трижды. С большим интересом он относился к достижениям трудовой Татарии, к расцвету татарской поэзии. Впервые поэт увидел город в 1914 году. Это было во время нашумевшего турне футуристов. Скандальность выступлению придавали жёлтые рубашка и галстук Маяковского. А многими годами позже желтая кофта поэта дала название одному из современных казанских кафе, известного культурного центра города. Газета «Красная Татария» писала о Маяковском: «Такой же большой и мощный, как и его образы. Над переносицей вертикальная морщина. Тяжёлый, слегка выдающийся подбородок. Фигура волжского грузчика. Голос – трибуна… На эстраде чувствует себя как дома. К аудитории относится дружески-покровительственно».
Из стихотворения «Казань» мы узнаем, как ему читали «Левый марш» на трех языках: на татарском, чувашском и марийском. Во время последнего посещения Казани Маяковский В память о пребывании поэта на гостеприимной казанской земле одна из улиц города названа его именем. Живут в сердцах казанцев и сегодня строки стихотворения Владимира Маяковского «Казань».
Казань
Стара,
коса
стоит
Казань.
Шумит
бурун:
«Шурум…
бурум…»
По-родному
тараторя,
снегом
лужи
намарав,
у подворья
в коридоре
люди
смотрят номера.
Кашляя
в рукава,
входит
робковат,
глаза таращит.
Приветствую товарища.
Я
в языках
не очень натаскан —
что норвежским,
что шведским мажь.
Входит татарин:
«Я
на татарском
вам
прочитаю
«Левый марш».
Входит второй.
Косой в скуле.
И говорит,
в карманах порыскав:
«Я —
мариец.
Твой
«Левый»
дай
тебе
прочту по-марийски».
Эти вышли.
Шедших этих
в низкой
двери
встретил третий.
«Марш
ваш —
наш марш.
Я —
чуваш,
послушай,
уважь.
Марш
вашинский
так по-чувашски…»
Как будто
годы
взял за чуб я —
— Станьте
и не пылите-ка!-
рукою
своею собственной
щупаю
бестелое слово
«политика».
Народы,
жившие,
въямясь в нужду,
притершись
Уралу ко льду,
ворвались в дверь,
идя
на штурм,
на камень,
на крепость культур.
Крива,
коса
стоит
Казань.
Шумит
бурун:
«Шурум…
бурум…»
коса
стоит
Казань.
Шумит
бурун:
«Шурум…
бурум…»
По-родному
тараторя,
снегом
лужи
намарав,
у подворья
в коридоре
люди
смотрят номера.
Кашляя
в рукава,
входит
робковат,
глаза таращит.
Приветствую товарища.
Я
в языках
не очень натаскан —
что норвежским,
что шведским мажь.
Входит татарин:
«Я
на татарском
вам
прочитаю
«Левый марш».
Входит второй.
Косой в скуле.
И говорит,
в карманах порыскав:
«Я —
мариец.
Твой
«Левый»
дай
тебе
прочту по-марийски».
Эти вышли.
Шедших этих
в низкой
двери
встретил третий.
«Марш
ваш —
наш марш.
Я —
чуваш,
послушай,
уважь.
Марш
вашинский
так по-чувашски…»
Как будто
годы
взял за чуб я —
— Станьте
и не пылите-ка!-
рукою
своею собственной
щупаю
бестелое слово
«политика».
Народы,
жившие,
въямясь в нужду,
притершись
Уралу ко льду,
ворвались в дверь,
идя
на штурм,
на камень,
на крепость культур.
Крива,
коса
стоит
Казань.
Шумит
бурун:
«Шурум…
бурум…»
© Владимир Маяковский, 1928
***
Владимир Маяковский и Екатеринбург
Поэт Маяковский посетил Екатеринбург (тогда еще Свердловск) лишь однажды, в январе 1928 года. Когда он вышел с вокзала, газетчики на улице уже во все горло объявляли содержание свежего номера. Главный материал был озаглавлен: «Владимир Маяковский. К его выступлению в Свердловске». Владимир Маяковский провёл в Свердловске четыре дня, во время которых ежедневно выступал, гулял, встречался с новыми знакомыми. Вот одни интересная история о вечере Маяковского в Свердловске от писателя Константина Боголюбова:
«Маяковский запоздал. Но вот появилась в дверях огромная фигура, знакомое по снимкам лицо с крупными чертами, широким волевым ртом, несколько бледное и усталое, Маяковский шел, на ходу разматывая шарф и извиняясь за опоздание. Вдруг одна девица выкрикнула тоненьким голоском:
- Рабочие не понимают ваших стихов.
- А вы не библиотекарь? — в упор спросил Маяковский.
- Да… А что?
- Представьте, это у меня не первый случай. Выступаю я как-то перед рабочими — читал свои стихи, кончил, спрашиваю: «Кто не понял? Поднимите руку!» Поднялась одна рука. Оказалось — заводской библиотекарь.
Затем уже совсем сердито прогремел:
- Кто вам дал право говорить от лица рабочих?»
После выступления, этим же вечером, поэт, вместо того, чтобы вернуться отдыхать в гостиницу перед отъездом, пошёл гулять по городу. На ходу он сочинил новое стихотворение «Екатеринбург-Свердловск». Когда оно было закончено, Маяковский направился в редакцию «Уральского рабочего», где успел застать нескольких сотрудников и начитал стихотворение машинистке. Уже на следующий день произведение читал весь город.
Поэт Маяковский посетил Екатеринбург (тогда еще Свердловск) лишь однажды, в январе 1928 года. Когда он вышел с вокзала, газетчики на улице уже во все горло объявляли содержание свежего номера. Главный материал был озаглавлен: «Владимир Маяковский. К его выступлению в Свердловске». Владимир Маяковский провёл в Свердловске четыре дня, во время которых ежедневно выступал, гулял, встречался с новыми знакомыми. Вот одни интересная история о вечере Маяковского в Свердловске от писателя Константина Боголюбова:
«Маяковский запоздал. Но вот появилась в дверях огромная фигура, знакомое по снимкам лицо с крупными чертами, широким волевым ртом, несколько бледное и усталое, Маяковский шел, на ходу разматывая шарф и извиняясь за опоздание. Вдруг одна девица выкрикнула тоненьким голоском:
- Рабочие не понимают ваших стихов.
- А вы не библиотекарь? — в упор спросил Маяковский.
- Да… А что?
- Представьте, это у меня не первый случай. Выступаю я как-то перед рабочими — читал свои стихи, кончил, спрашиваю: «Кто не понял? Поднимите руку!» Поднялась одна рука. Оказалось — заводской библиотекарь.
Затем уже совсем сердито прогремел:
- Кто вам дал право говорить от лица рабочих?»
После выступления, этим же вечером, поэт, вместо того, чтобы вернуться отдыхать в гостиницу перед отъездом, пошёл гулять по городу. На ходу он сочинил новое стихотворение «Екатеринбург-Свердловск». Когда оно было закончено, Маяковский направился в редакцию «Уральского рабочего», где успел застать нескольких сотрудников и начитал стихотворение машинистке. Уже на следующий день произведение читал весь город.
Екатеринбург-Свердловск
Из снегового, слепящего лоска,
из перепутанных сучьев и хвои —
встает внезапно домами Свердловска
новый город: работник и воин.
Под Екатеринбургом рыли каратики,
вгрызались в мерзлые породы и руды —
чтоб на грудях коронованной Катьки
переливались изумруды.
У штолен в боках корпели, пока —
Октябрь из шахт на улицы ринул, и …разослала октябрьская ломка
к чертям орлов Екатерины
и к богу — Екатерины потомка.
И грабя и испепеляя,
орда растакая-то прошла по городу, войну волоча.
Порол Пепеляев.
Свирепствовал Гайда.
Орлом клевался верховный Колчак.
Потухло и пожаров пламя,
и лишь, от него как будто ожог,
сегодня горит — временам на память —
в свердловском небе красный флажок.
Под ним с простора от снега светлого
встает новорожденный город Свердлова.
Полунебоскребы лесами поднял,
чтоб в электричестве мыть вечера,
а рядом —гриб, дыра, преисподня,
как будто у города нету «сегодня»,
а только — «завтра» и «вчера».
В санях промежду бирж и трестов
свисти во весь широченный проспект.
И… заколдованное место:
вдруг проспект обрывает разбег.
Просыпали в ночь расчернее могилы
звезды-табачишко из неба кисета.
И грудью топок дышат Тагилы,
да трубки заводов курят в Исети.
У этого города нету традиций,
бульвара, дворца, фонтана и неги.
У нас на глазах городище родится
из воли Урала, труда и энергии!
© Владимир Маяковский, 1928
Из снегового, слепящего лоска,
из перепутанных сучьев и хвои —
встает внезапно домами Свердловска
новый город: работник и воин.
Под Екатеринбургом рыли каратики,
вгрызались в мерзлые породы и руды —
чтоб на грудях коронованной Катьки
переливались изумруды.
У штолен в боках корпели, пока —
Октябрь из шахт на улицы ринул, и …разослала октябрьская ломка
к чертям орлов Екатерины
и к богу — Екатерины потомка.
И грабя и испепеляя,
орда растакая-то прошла по городу, войну волоча.
Порол Пепеляев.
Свирепствовал Гайда.
Орлом клевался верховный Колчак.
Потухло и пожаров пламя,
и лишь, от него как будто ожог,
сегодня горит — временам на память —
в свердловском небе красный флажок.
Под ним с простора от снега светлого
встает новорожденный город Свердлова.
Полунебоскребы лесами поднял,
чтоб в электричестве мыть вечера,
а рядом —гриб, дыра, преисподня,
как будто у города нету «сегодня»,
а только — «завтра» и «вчера».
В санях промежду бирж и трестов
свисти во весь широченный проспект.
И… заколдованное место:
вдруг проспект обрывает разбег.
Просыпали в ночь расчернее могилы
звезды-табачишко из неба кисета.
И грудью топок дышат Тагилы,
да трубки заводов курят в Исети.
У этого города нету традиций,
бульвара, дворца, фонтана и неги.
У нас на глазах городище родится
из воли Урала, труда и энергии!
© Владимир Маяковский, 1928
***
Михаил Лермонтов и Новгород
В своих стихах Лермонтов поэтизирует и воспевает свободу. Стихотворение «Новгород» адресовано ссыльным декабристам, о которых поэт отзывается как о мужественных людях, сердца которых трепещут при имени свободы. Поэт восхищается их мужеством. Стихотворение названо «Новгород» неслучайно: этот город – для поэта символ свободы, независимости и демократии. Оно воплощает мечту, обрамленную интонациями печали и сожаления о героическом и славном времени могущества Руси.
«Любить свою Родину – значит всеми силами споспешествовать осуществлению ее идеала» — писал поэт. Неудовлетворенность эпохой, растратившей оптимизм предшествующего поколения и этические приоритеты, вынуждает Лермонтова обращаться к аллегорическим образам, позволяющим восстановить образ Отчизны и как идею гармоничного целого, и как исторический факт былого величия.
В своих стихах Лермонтов поэтизирует и воспевает свободу. Стихотворение «Новгород» адресовано ссыльным декабристам, о которых поэт отзывается как о мужественных людях, сердца которых трепещут при имени свободы. Поэт восхищается их мужеством. Стихотворение названо «Новгород» неслучайно: этот город – для поэта символ свободы, независимости и демократии. Оно воплощает мечту, обрамленную интонациями печали и сожаления о героическом и славном времени могущества Руси.
«Любить свою Родину – значит всеми силами споспешествовать осуществлению ее идеала» — писал поэт. Неудовлетворенность эпохой, растратившей оптимизм предшествующего поколения и этические приоритеты, вынуждает Лермонтова обращаться к аллегорическим образам, позволяющим восстановить образ Отчизны и как идею гармоничного целого, и как исторический факт былого величия.
Новгород
Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!..
До наших дней при имени свободы
Трепещет ваше сердце и кипит!..
Есть бедный град, там видели народы
Всё то, к чему теперь ваш дух летит.
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!..
До наших дней при имени свободы
Трепещет ваше сердце и кипит!..
Есть бедный град, там видели народы
Всё то, к чему теперь ваш дух летит.
© Михаил Лермонтов, 1830
Дмитрий Веневитинов и Новгород
В период после неудавшегося восстания декабристов 1825 г. творчество Веневитинова достигает наибольшей интенсивности. Одно из самых значительных стихотворений поэта последекабрьского периода – «Новгород». Оно написано в самом конце 1826 г., по свежим впечатлениям от посещения этого города во время переезда из Москвы в Петербург. Произведение при публикации не случайно привлекало к себе пристальное внимание цензуры. Политический и опасный, с точки зрения цензуры, характер придает стихотворению мотив вольности, который возникает в связи с воспоминаниями о славном прошлом Новгорода. Тема стихотворения, ее смысловое решение, сюжетные повороты заставляют вспомнить прямых предшественников Веневитинова: Рылеева, Бестужева, А. Одоевского, других поэтов-декабристов. Все они в своей поэзии неоднократно обращались к древнему Новгороду в связи с идеями вольности.
Новгород (Посвящено к<няжне> А. И. Т<рубецкой>)
«Валяй, ямщик, да говори,
Далеко ль Новград?» — «Недалеко,
Версты четыре или три.
Вон видишь что-то там высоко,
Как черный лес издалека…» —
«Ну, вижу; это облака». —
«Нет! Это новградские кровли».
Ты ль предо мной, о древний град
Свободы, славы и торговли!
Как живо сердцу говорят
Холмы разбросанных обломков!
Не смолкли в них твои дела,
И слава предков перешла
В уста правдивые потомков.
«Ну, тройка! духом донесла!» —
«Потише. Где собор Софийской?» —
«Собор отсюда, барин, близко.
Вот улица, да влево две,
А там найдешь уж сам собою,
И крест на золотой главе
Уж будет прямо пред тобою».
Везде былого свежий след!
Века прошли… но их полет
Промчался здесь, не разрушая.
«Ямщик! Где площадь вечевая?» —
«Прозванья этого здесь нет…» —
«Как нет?» — «А, площадь? Недалеко:
За этой улицей широкой.
Вот площадь. Видишь шесть столбов?
По сказкам наших стариков,
На сих столбах висел когда-то
Огромный колокол, но он
Давно отсюда увезен». —
«Молчи, мой друг; здесь место свято:
Здесь воздух чище и вольней!
Потише!.. Нет, ступай скорей:
Чего ищу я здесь, безумный?
Где Волхов?» — «Вот перед тобой
Течет под этою горой…»
Всё так же он, волною шумной
Играя, весело бежит!..
Он о минувшем не грустит.
Так всё здесь близко, как и прежде…
Теперь ты сам ответствуй мне,
О Новград! В вековой одежде
Ты предо мной, как в седине,
Бессмертных витязей ровесник.
Твой прах гласит, как бдящий вестник,
О непробудной старине.
Ответствуй, город величавый:
Где времена цветущей славы,
Когда твой голос, бич князей,
Звуча здесь медью в бурном вече,
К суду или к кровавой сече
Сзывал послушных сыновей?
Когда твой меч, гроза соседа,
Карал и рыцарей, и шведа,
И эта гордая волна
Носила дань войны жестокой?
Скажи, где эти времена?
Они далёко, ах, далёко!
© Дмитрий Веневитинов, 1826
***
Евгений Долматовский и Комсомольск-на-Амуре
В песенном искусстве имя Евгения Ароновича Долматовского стоит в одном ряду с такими прославленными поэтами-песенниками, как Михаил Исаковский, Василий Лебедев-Кумач, Алексей Фатьянов, Михаил Матусовский, на стихи которых наши композиторы сложили песни, которые вошли в золотой музыкальный фонд. После института, который он окончил в 1937 году, поэт был принят в Союз писателей и поехал на Дальний Восток. Город Комсомольск-на-Амуре, в котором побывал Долматовский, тогда строила вся страна. Это событие отражено в его романе в стихах «Добровольцы». В этот период появилась первая песня Долматовского «Улыбка», затем к нему пришла слава, когда композитор Н. Богословский написал песню: «Любимый город».
Песня о первостроителях
В песенном искусстве имя Евгения Ароновича Долматовского стоит в одном ряду с такими прославленными поэтами-песенниками, как Михаил Исаковский, Василий Лебедев-Кумач, Алексей Фатьянов, Михаил Матусовский, на стихи которых наши композиторы сложили песни, которые вошли в золотой музыкальный фонд. После института, который он окончил в 1937 году, поэт был принят в Союз писателей и поехал на Дальний Восток. Город Комсомольск-на-Амуре, в котором побывал Долматовский, тогда строила вся страна. Это событие отражено в его романе в стихах «Добровольцы». В этот период появилась первая песня Долматовского «Улыбка», затем к нему пришла слава, когда композитор Н. Богословский написал песню: «Любимый город».
Песня о первостроителях
В Комсомольске стоит
монумент:
Парень с девушкой,
стройки момент…
Сталь, гранит и совсем
мало слов:
«Комсомольцам 30-х годов».
Комсомольцы 30-х годов —
Это каждый на подвиг готов,
Это каждый за Родну-мать
Жизнь готов, не рисуясь,
отдать.
Комсомольцы 30-х годов —
Это мужество без берегов
На корчевке суровой тайги
И в пути, где не видно
ни зги!
Это дружба с лопатой,
киркой,
Это в сердце огонь — не покой,
Песни радости, песни
труда…
Это в планах сады — города!
Комсомольцы 30-х годов!
Вам — любовь наша, море
цветов!
Ах, как жалко,
Как жалко, что Вас
Так не много осталось
средь нас!
В Комсомольске стоит
монумент:
Парень с девушкой,
стройки момент,
Сталь, гранит и совсем
мало слов:
«Комсомольцам 30-х годов».
© Евгений Долматовский, дата неизвестна
монумент:
Парень с девушкой,
стройки момент…
Сталь, гранит и совсем
мало слов:
«Комсомольцам 30-х годов».
Комсомольцы 30-х годов —
Это каждый на подвиг готов,
Это каждый за Родну-мать
Жизнь готов, не рисуясь,
отдать.
Комсомольцы 30-х годов —
Это мужество без берегов
На корчевке суровой тайги
И в пути, где не видно
ни зги!
Это дружба с лопатой,
киркой,
Это в сердце огонь — не покой,
Песни радости, песни
труда…
Это в планах сады — города!
Комсомольцы 30-х годов!
Вам — любовь наша, море
цветов!
Ах, как жалко,
Как жалко, что Вас
Так не много осталось
средь нас!
В Комсомольске стоит
монумент:
Парень с девушкой,
стройки момент,
Сталь, гранит и совсем
мало слов:
«Комсомольцам 30-х годов».
© Евгений Долматовский, дата неизвестна
Возможно, вы сами сможете продолжить дальше этот ряд "географических" стихов.
Комментариев нет:
Отправить комментарий